Глава 1

Мокрым и мерзким осенним днем трое пермских артистов, одетых в лучшие свои шмотки (поразить столицу!), садятся в поезд Пермь-Москва, толком не зная, зачем и куда направляются. Игореха - певец. Мы с Дахой - корда вонючая (то бишь подтанцовка). О цели поездки наш солист поведал более чем кратко: "Нас будут смотреть".
Останкинский холл напоминает сельский клуб. В ожидании чуда каждый из присутствующих в среднем по 20 раз исполняет песню "Замыкая круг". Хором. Сольно. Под фоно. Под гусли и баян. Акапелла. По-тирольски. А-ля Макаревич (с характерной гнусью в голосе). А-ля Кадышева (рашн-фолк). А-ля Джанис Джоплин (истерично и надрывно). Почему именно эта песня так запала в души претендентов на койко-место в "Звездном доме" - загадка. Стоящие у входа в "зону кастинга" квадраты-охранники непроизвольно подпевают, притопывая в такт ножкой.
В дуло невесть откуда взявшейся телекамеры многочисленные геи, заламывая руки, стенают, что мечтают спеть с Пугачевой. Девушка откуда-то из-под Мурманска, рыдая и размазывая по лицу калужскую тушь, рассказывает, как в поезде у нее украли концертные туфли, в которых она хотела предстать перед комиссией. В белой олимпийке с надпись "СССР" у стены притулился Костя Дудоладов, будущий сосед по "Звездному дому". На происходящее вокруг буйство талантов он взирает примерно с таким выражением, с каким, наверное, Майкл Джексон смотрел бы на выступление Кати Лель.
Мы внутри, в концертной студии "Останкино". На этой сцене пели Ротару и Пугачева, Киркоров и Леонтьев. Но сейчас здесь стою я. По партеру мечется, словно большая черная птица, Лина Арифулина, обильно жестикулируя. В зале мрачнее тучи (которая как люди) - Игорь Матвиенко. Ножонки мои ватные, в висках тюкает, легкая тошнота и затравленный взгляд.
Первый конкурс - танцевальный. На сцене под "легкую жизнерадостную" музыку дергаются человек 50. Я встал у самого задника, почти в кулисе, решив про себя, что такого самородка заметят и там. Сквозь дебри ритмичных конвульсий бродит хореограф Гала Морозова и раздает ламинированные карточки с эмблемой "ФЗ" тем, чьи па кажутся ей менее нелепыми. Трек подходит к концу, по карточке заработали Игорь и Даха, я - нет. Как человеку с высшим хореографическим образованием этот позор мне не пережить, и сразу за стенами "Останкино", а возможно, и на глазах жюри, я наложу на себя руки. Но на последних аккордах со словами "Ой, я тебя не заметила!" подлетает Морозова и дает мне чудо-карточку. Суицид отменяется.
Конкурс второй, вокальный. Звучит фанера группы "Любэ", а мы все поем поверх фонограммы. Осознание того, что я пою чуть хуже Селин Дион, меня жутко гнетет. Тем не менее, со всеми наравне, омерзительным и дребезжащим от страха голосом ору: "Не валяй дурака, Америка!" Теперь чудо-карточки раздают Игорь Матвиенко и Владимир Коробко. Совершенно неожиданно после певческого конкурса в моих руках четыре карточки. Тех, у кого больше двух, Олег Каминцев заносит в отдельный список. Он же чуть позже интимным тоном сообщает, что мы все трое приглашены на студию к Игорю Матвиенко. Естественно, моментально делаем вывод, что на студии, сгрызая от нетерпения ногти, Матвиенко ждет нас, чтобы подписать какой-нибудь умопомрачительный контракт.
К нашей безграничной печали, никто ничего подписывать не торопится. Нам предложено исполнить перед камерой фрагмент тогда нигде еще не звучавшей песни "Безнадега.ру" из репертуара "Иванушек". Песня всем кажется жуткой, что не мешает исполнять ее "как в последний раз".
Здесь же я впервые встречаю сестер Алалыкиных. Одна из которых (разумеется, Маша) совершенно поражает меня какой-то сокрушительной самоуверенностью. Маша поет под гитару. Поет фигово, но с таким апломбом, как будто она на сцене "Олимпийского".

Глава 2

Снова домой, в Пермь. Из головы не выходят слова Татьяны Фониной: я болею за тебя, но последнее слово за Матвиенко. Осознаю , что только теперь мне действительно дико захотелось стать участником проекта. Захотелось так, как не хотелось ничего и никогда. На предшествующие кастинги я ездил, скорее, для очистки совести- я сделал все, что от меня зависело, не особенно веря в успех. Но теперь... Было бы нестерпимо обидно вылететь на последнем этапе. Едва пересупив порог родной халупы, бросаюсь к телефону, набираю номер Татьяны Фониной:
- Ну что, Коля, обрадовать тебя, или огорчить?( По ее тону я понимаю, что вопрос решился в мою пользу.) -Обрадовать, конечно! - отвечаю я , изо всех сил стараясь сохранить спокойствие и не сорваться на восторженный визг, лай и блеяние одновременно.
- Собирай манатки. Все, что может понадобиться в восьмидесятидневном заточении.
Йес-йес-йес!!!!!!!!!!!!!!!
Москва, 9 октября, . До начала проекта четыре дня . Все тот же Олег Каминцев, отец родной, оплачивает гостиницу, выдает денег на поесть-попить-метро и исчезает.В холле гостиницы опять встречаю Мишку Гребенщикова, чье появление, честно говоря, меня удивляет - я был уверен, что в заветное число 16 он не войдет. Поздоровались без особого энтузиазма. Гребенщиков с презрением обозрел мои остроносые туфли - мегамодную, как мне казалось, вещь. "Ну ты, братец, индюк!" - подумал я. На том и разошлись по своим номерам.
Несколько дней, проведенных в Москве перед стартом проекта, запомнились как один дождливый, холодный, серый и бесконечный день. Ежедневные репетиции с Егором Дружининым-Васечкиным. Учим общий танцевальный кусок для открытия проекта. Прилично двигаются Асташенок, Бердников, Савельева, Тонева. Ну и я, само собой.
Саня Асташенок живет в той же гостинице, что и мы с Гребнем. Иногда вечерами ужинаем вместе, потом Саня что-то играет на гитаре. Странно, но это не сближает нас. Пройдет очень много времени, прежде чем мы станем общаться хотя бы просто по-приятельски.
13 ноября 2002 года. Полный прогон шоу. Стилисты проекта Таня и Дима обозревают мой прикид и, похоже, остаются довольны. Те же остроносые боты, джинсы и вся в дырах майка. Для завершения образа Дима жертвует мне свою вязаную шапочку, что, по общему мнению, придает мне сходство с Иглесиасом-младшим.
Шоу начинается с выступления Орбакайте, Варум, Агутина и "Стритджаза". Все это время мы сидим кружком за декорациями на корточках, взявшись за руки, под прицелом телекамер. Жутко неудобно, ноги затекли, но оператору почему-то очень нравится эта незамысловатая скульптурная композиция, видимо призванная символизировать единение будущих звезд.
Странно, но в момент выхода на сцену волнение куда-то улетучивается. Мы танцуем выученный с Дружининым танцевальный кусок. Яна Чурикова с большой помпой представляет нас поименно, и мы усаживаемся слева на сцене, каждый в ожидании своего выхода...
Шоу закончилось и мы должны оперативно переместиться в автобус, который отвезет нас в "Звездный дом" на Дмитровском шоссе. Это нужно сделать максимально быстро,в прямом эфире, поскольку этот сюжет - перебивка между стартовым концертом и нашим появлением в "Звездном доме".
- Быстрее! Я сказал, бегом! - орет на нас кто-то из режиссерской группы. "Звезды", ломая каблуки, стадом несутся к автобусу. Тааак, многообещающее начало! Последний раз на меня орал папа лет десять назад. В какой-то момент захотелось пробежать мимо автобуса и - на вокзал.
"Звездный дом" встречает нас фейерверком, праздничным ужином и мебелью IKEA. В целом достаточно мило и уютно. Повсюду под потолком телекамеры - крутят любопытными мордами туда-сюда, как живые. Одна из них следит именно за мной, и от этого мне как-то не по себе.
При входе многочисленные охранники осматривают содержимое наших новых чемоданов с эмблемой "ФЗ", изымают сигареты и мобильные телефоны. По условиям проекта, мы должны быть полностью изолированы от реального мира. Мы не имеем права смотреть TV, общаться по телефону нам разрешается по одной минуте раз в три дня. И самая страшная тайна для нас - наши рейтинги в Интернете.
Проводится подробный инструктаж: как пользоваться микрофонами и как менять в них батарейки - дважды в день, утром и после обеда. Блок питания крепится на специальном поясе, а малюсенький микрофончик - на прищепке к одежде. С этого момента снимать его мы можем только в душе и перед сном.
Разбираем халявские шмотки NIKE ( футболки, штаны, кроссовки), распихиваем свои по подвесным шкафчикам, расположенным в так называемой "Секретной" комнате, которая имеет два выхода. Через один ходим мы, через другой (разумеется, в наше отсутствие) туда попадают продукты питания, стиральный порошок и прочая бытовая дребедень. Пока сохраняется некоторое напряжение. Сможем ли мы найти общий язык друг с другом? Сможем ли привыкнуть к постоянному вниманию телекамер, которые есть даже в душе и в туалете?
Спальни. Голубая - мужская, розовая - женская. Разбираемся с кроватями: какая - чья. Моя в левом углу, рядом спит Кабанов, в ногах Гребенщиков. Спокойной ночи, звезды.
Ежедневный девятичасовой подъем - это, конечно, испытание. Резкий телевизионный свет бьет по глазам. Бодрый голос из репродуктора: "На нашей "Фабрике" новый день!" (Сам бы я не догадался, конечно!) Затем врубается гнуснейшая музыка, каждый раз одна и та же, которая врезалась в память так же, как позывные "Пионерской зорьки" в детстве и так же символизирует безропотное повиновение злой судьбе, когда столь раннему пробуждению противится весь твой организм, но остаться в постели нет ни малейшей возможности.
За завтраком из уборной появляется Гера и властным тоном спрашивает, кто из нас имел наглость оставить на его раковине (всего их четыре) зубную пасту. Алалыкина удивленно поднимает глаза: "У вас что, на каждого по раковине?" - "Нет, - говорю, - три общие и одна Герина". Бедный Гера! Помимо того, что он войдет в историю "ФЗ" как самый первый вылетевший "фабрикант", ему суждено стать мальчиком для насмешек. Тузиков, видя отношение к себе окружающих, намеренно усугубляет конфронтацию своими нелепыми репликами и поступками. Тузикову причиняет страдания собственная фамилия. Он настаивает, чтобы окружающие звали его не иначе как Леви (фамилия его бабушки, принадлежавшей какому-то древнему знатному роду)."Фабриканты" никак не хотят видеть в Тузикове Леви. Кроме того, Гера любит напоминать о своем разительном сходстве с Леонардо Ди Каприо, за что получает прозвище Леонардо Ди Тузиков.
В "Звездном доме" первый гость - Наташа Королева. Прямой наводкой следует к холодильнику, изучает его содержимое и заявляет, что не отказалась бы от кусочка колбаски. Столь демократичное поведение звезды сначала немного обескураживает. Потом мы просто пьем чай, Наташа лопает колбаску и с ностальгией рассказывает о том, как в один прекрасный день, после того как в "Утренней почте" прозвучали "Желтые тюльпаны", проснулась знаменитой. Вообще, здорово вот так запросто гонять чаи со звездами, говорить "за жисть" и хихикать...
К вечеру первого дня из принтера вылезает записка примерно следующего содержания: "Вы молодцы. Делаете именно то, что мы ждем от вас. Так держать. Господин режиссер".

Глава 3

В "Звездном доме" наступила голодная пора. Может, это "проверка на вшивость", а может, просто организационная накладка, только вот продукты в "Секретной комнате" появляются нерегулярно и в смешных количествах. Будущие звезды ныкают по углам кто чего успел урвать. Все, что есть в холодильнике, обложено записками: "Не трогать, это Сати!", "Гребенщиков" и т.п. Мне это кажется омерзительным, Артемьеву тоже. Мы постоянно голодные, но исполненные чувства собственного достоинства.
Сати просит администрацию прислать ей ящик яблок. "У меня яблочная диета!" Когда просьба Казановой удовлетворена, она великодушно раздает всем по яблоку и просит, чтобы мы больше не прикасались к содержимому ее ящика.
Вскоре продовольственные запасы истощаются настолько, что на завтрак я, будучи дежурным, варю овсяную кашу на воде без соли и сахара. Из того, что можно съесть, в "доме" только овсянка и вода. Все.
Ура. Ситуация с провизией нормализовалась, и "Секретная комната" стала ежедневно являть разносолы. Я реабилитировал себя как кулинар и на завтраки готовлю яичницу с помидорами, шампиньонами и жареным луком. Холодильник всегда полон. Почти все свободное время мы проводим за столом, жуя, чавкая, икая и снова жуя, что отражается на наших некогда точеных фигурах. Фитнесс и уроки танца с трудом противостоят легионам лишних калорий. Неудивительно, что обитатели второго этажа (администрация и телевизионщики) любя зовут нас хомяками.
Общаюсь преимущественно с Михой Гребенщиковым. Остальные "фабриканты" смотрят на Мишаню, как на галчонка, который по нелепой случайности оказался в стае прекрасных лебедей. Все его шизоболические шутки и стишки не имеют успеха. Саша Бердников: "Миш, а вот объясни, в чем прикол? Если б я так себя вел, меня бы друзья не поняли..."
Принтер выдает ЦУ свыше: "Николай Бурлак, пожалуйста, встаньте у телевизора и помашите руками. Нам нужно отстроить телекамеру". Стою и машу - до тех пор пока взгляд не падает на подыхающего от смеха Гребенщикова. Этот подонок сам распечатал на принтере текст, якобы присланный из "центра управления полетом". Я не обижаюсь - от Гребенщикова всем периодически достается.
На четвертый день жизни в "Звездном доме" ходить по струнке и жить "на камеру" становится невыносимо. Первыми прорвало меня и Алалыкину. Со стороны, наверное, зрелище имеет не совсем здоровый оттенок, но как же нам весело! Мы носимся друг за другом по всему "дому", ржем до слез без всякого повода, брызгаемся кефиром... Словом, это психологическая разрядка и начало дружбы с Машей. Махе нравится мое чувство юмора, а я восхищаюсь ее апломбом (чего мне самому не хватает катастрофически). В любой, даже самой невыгодной для нее ситуации Алалыкина ведет себя так, что у окружающих создается впечатление, будто она сама нарочно все подстроила: "Это мой маленький каприз!"
Я зову ее Алалыкиш-мякиш-кулебякиш. Говорят, что не бывает дружбы между мужчиной и женщиной, но альтернативы у нас нет. Когда за каждым твоим шагом следят миллионы глаз, сложно строить более близкие отношения. Нас это, в общем, устраивает. Мы отдаем себе отчет в том, что внезапно возникшая между нами симпатия, возможно, спровоцирована лишь вынужденным длительным воздержанием. (Прости за прозу, Алалыкиш!) До сих пор у меня хранится Машино стихотворение, посвященное нашей дружбе. Кстати, именно Алалыкиной принадлежит авторство термина "полуфабрикаты", почти утратившего теперь первоначальный смысл.
Первые ЧП на "Фабрике звезд". Гера в присутствии Джема поет "Убили негра" "Запрещенных барабанщиков". Джем в бешенстве, Гера напуган. Джему приносят извинения от лица администрации "Фабрики".
Я, конечно, тоже не мог не исполнить. В седьмой раз ставлю на плиту единственный крохотный чайник (напоминаю, что в доме нас 16 харь), и в седьмой раз кто-то успевает выпить все его содержимое до меня. Естественно, мой гневный комментарий далек от величия пушкинского слога, что не ускользает от всевидящего ока и всеслышащего уха Лины Арифулиной. Строгое предупреждение от администрации и выговор на пятничном шоу. Итог - на "Фабрике" наступает неделя изящной словесности. Даже слово "фиг" употребляется лишь для обозначения какой-то плодоносящей субстанции.
С первых дней я ненавижу актерское мастерство. Вины педагога в этом, наверное, нет, так как большинство "фабрикантов" посещают занятия Германа Седакова с удовольствием. У меня же, если его предмет стоит в расписании, настроение портится с самого утра. Я не могу смотреть, как жители "Звездного дома" изображают торшер, цветок в горшке или фотоаппарат. Апогей моих мук - на глазах у всех "лепить образ", скажем, швейной машинки "Зингер". Весь урок я гипнотизирую часы, чтобы тикали быстрее.
Любимое занятие Леши Кабанова - разглядывать в зеркало себя родного. На уроках хореографии он всегда в первой линии, хотя он, конечно, немножко не Лиепа. Сколько ни пытается терпеливый и настырный Егор Дружинин поставить его хотя бы во вторую линию ("Тебе же будет проще, если впереди будет стоять кто-то, кто умеет двигаться") - тщетно!
Самое страшное - вылететь из проекта первым. Лина с почти материнской дрожью в голосе говорит о том, какие мы все волшебные и как нелегко педсовету определить первую тройку номинантов... Итак, Бужилова (за игнор уроков танца), Леви (за оскорбление Джема) и Бердников (за неуспеваемость по вокалу). В случае с Бердниковым формулировка абсолютно надуманная. Ему все сочувствуют.

Глава 4

Мое любимое место в Звездном доме - спальня. Любимое время - когда все уже в кроватях. Идут в ход анекдоты, байки из дофабричной жизни, Гребенщиков читает свои шизоболические стишки. Всем весело, и спать совсем не хочется - как в детстве, в пионерском лагере. Только одного человека не радует царящее в спальне раздолбайство. Это человек, который ложится в постель сразу после того, как репродуктор сообщает: "На нашей 'Фабрике' отбой!", в то время как все остальные еще пару часов куролесят, репетируют, ржут, истребляют содержимое холодильника и занимаются невесть чем. Это человек, который ложится спать, не снимая микрофона, в то время как все остальные рады малейшей возможности избавиться от маленького шпиона. Это Гера Тузиков-Леви.
- Вы не могли бы смеяться потише, я не могу уснуть.
Наивно было бы полагать, что все тут же замолчали, повернулись на бочок и засопели в правую ноздрю. А потому через пять минут разгневанный Гера шипит: "Я, кажется, попросил!" - нарочито поднося микрофон ко рту, в надежде, что руководство услышит и оценит, а нас, соответственно, покарает за несоблюдение режима и негуманное отношение к Гере. Когда свет выключается, становится видно, как за зеркалами снуют телекамеры. Гребенщиков встает и демонстрирует в одну из камер голый зад. Гера засыпает, счастливый от мысли, что уж это точно не сойдет Гребенщикову с рук.
Артемьев ставит будильник на 15 минут раньше подъема, будит меня и Асташенка. Мы умываемся, чистим зубы и идем будить девчонок. Делаем это тихонько, чтоб не испугать, ласково гладя по ногам. Девчонки, улыбаясь, потягиваются. Скоро они начнут наносить нам ответные утренние визиты...
Звезды имеют запах. Дико, но это так. То ли от новых кроссовок, то ли от того, что весь день мы пребываем в какой-то суетной активности, но снимать обувь каждый предпочитает без свидетелей. Характерный мужской запах поселился в спальне и уборной. Все деликатничают и стараются не акцентировать внимание на ароматах, перебивающих кабановский Hugo Boss. Принимаю экстренные меры - мою ноги холодной водой и меняю носки дважды в день. Через какое-то время мои кроссовки перестают являть собой угрозу для обонятельных рецепторов окружающих, но в спальне и уборной запах сохраняется. "Значит, это был не только я", - думаю с облегчением.
Генеральная уборка. Пылесосим, моем полы, поливаем цветы. Странно, никто не изъявил желания привести в порядок туалет. Во избежание затяжных споров, заканчивающихся, как правило, ничем, если не считать фразы "сам козел!", ношу эту взвалил на себя Паша Артемьев. Наверное, очень быстро пожалел, но вида не подал. Когда этот акт самоистязания закончился, на Пашином лице еще долго сохранялось брезгливое выражение: "Это было первый и последний раз..." Не знаю, как другие, я ему благодарен.
Новое ЧП. По чьему-то недосмотру в фабричном компе неожиданно открылся сайт "Фабрики звезд" и самая страшная тайна - наши рейтинги - явилась нам в мерцающем свете монитора. Успеваю разглядеть, что по рейтингу нахожусь на четвертом месте, уступая Бужиловой, Алалыкиной и Казановой, то есть из парней я первый. Долго не могу уснуть. Я согласен дальше жрать овсянку на воде и мыть вместо Артемьева унитаз. Я - первый!
Приходит в гости Лолита. Первым делом кидается мыть скопившуюся в раковине посуду. "Ой, мне так в кайф эти тихие домашние хлопоты, вы не представляете, друзья! А то все гастроли, гостиницы, самолеты! Право, это так утомляет!" Очевидно, что фишку с посудой она придумала заранее. На второй или третьей вымытой тарелке Лолита вытирает руки и садится за стол. Дико хочется попросить ее все-таки домыть посуду, хоть дежурство и не мое.
Время от времени все нас по очереди вызывают в "комнату для переговоров". Голые стены, два кресла. В одном воцаряется Лина Арифулина. Вопросы одни и те же: что я думаю о каждом из педагогов; что я думаю о номинантах нынешней недели; кого бы я номинировал на следующую неделю? Последний - самый неприятный. Обычно начинаю возить сопли: "Ну, я не знаю... ну, наверно..." Но директриса непреклонна, ей нужны конкретные имена, явки, пароли...
Паша Артемьев парится по поводу своей картавости и считает, что будущего в шоу-бизнесе у него нет, поэтому среди предполагаемых номинантов называет и себя. На "Фабрике" с Пашей занимается логопед. Когда эти занятия перестают представлять интерес для телевизионщиков, Пашиным родителям объявляют, что теперь они сами должны оплачивать услуги специалиста, так как денег на это у канала нет.
Дуэт с Юрием Антоновом я готовил две недели. Измучил всех соседей-фабрикантов бодреньким припевчиком "мечта сбывается и не сбывается". Накануне пятницы мне официально объявлено, что Антонов петь со мной не желает и в грядущем шоу я буду просто грациозно восседать на сцене. По дороге в Останкино звонит мобильный Сергея Никольского (человек из команды господина режиссера), после чего он спрашивает: готов ли я петь с Антоновым?
- Готов, готов, - орут фабриканты за меня и умоляют Никольского дать, наконец, мне исполнить эту несчастную песню. Разумеется, ни о каких репетициях речи не идет, дай бог, чтобы Юрий Михалыч не забыл приехать.
Идет концерт. Сижу на сцене со всеми фабрикантами, сзади по-пластунски подползает ассистент режиссера и шепчет адским голосом: "Первый куплет не поешь, вступаешь с припева. Понял?" Понял. Че не понять-то?
Вот так впервые я запел в прямом эфире Первого канала. Когда все закончилось, я пожал руку Антонову, сказал "спасибо". Юрий Михалыч не скрывал своего глубокого пофигизма по отношению к происходящему.
Что же первые номинанты? По итогам голосования телезрителей лидирует Юля Бужилова (что было легко прогнозируемо), затем идут Леви и Бердников. Кого спасет команда - тоже очевидно. У Геры шансов нет с самого начала. Прямо со сцены он уходит в свою прежнюю жизнь. Честно говоря, жаль. Своей хронической неадекватностью Гера вносил определенный колорит в наше существование на "Фабрике".
Каждую субботу в качестве поощрения за пятничные напряги нас всей конторой вывозят в какой-нибудь дом отдыха. Факт, тщательно скрываемый от зрителей. В программе "выходного дня": прогулка, жрачка, бассейн, сауна, теннис, бильярд, боулинг и прочие незамысловатые развлечения.
В бассейне знакомимся с отдыхающими девчонками. Говорят, что "Фабрика звезд" имеет огромную популярность. Знают нас всех по именам. Вбегают лопающиеся от восторга Бердников и Асташенок и рассказывают, как девчонки-модели только что брали у них автографы.
Гоняем чаи с пирожным, алкоголь по-прежнему запрещен. Но это не страшно, главное, что у нас есть возможность говорить все, что мы думаем, не выбирая выражений и тем, ведь микрофоны мы оставили в Звездном доме...

Глава 5

Наши отношения с Гребенщиковым все прохладнее, хотя в первые дни в "Звездном доме" ближе человека у меня не было. Его клоунада меня все больше раздражает. "Если бы я был президентом, я бы запретил группу 'Руки вверх'", - говорит Миша. Затем впадает в немилость "Плазма". С течением времени этот черный список ширится. Вскоре становится ясно, что если Путина на посту президента вдруг сменит Миша, страна будет слушать только "Ленинград", так как второй официально разрешенный артист - сам Миша Гребенщиков - будет занят делами государственной важности.
Все чаще ссоры по пустякам, реже улыбки. Как-то в разговоре с несимпатичным ему психологом Латышевым Паша Артемьев не смог сдержать слез. Он просто не мигая смотрел на Латышева, а в глазах стояли слезы. От бессилия, от невозможности сказать что хочешь, сделать что хочешь, обнять кого хочешь, от невозможности не говорить и не делать того, чего не хочется. Накатил какой-то приступ жалости к Пашке, к себе, ко всем нам, и я тоже захлюпал носом. Вот такие "слюньки".
Очередная номинация - Джем, Леха Кабанов и Жанна Чарухина. Джем орет, что номинировать нужно не его, а Алалыкину. За что? Я опять что-то пропустил? Джем нервничает, жестикулирует, пишет заявление о своем желании покинуть "Звездный дом" - здесь-де все его оскорбляют. Оказывается, Алалыкина назвала его (боюсь доверить бумаге это страшное слово!) негром. Уж сколько раз и я, и прочие "фабриканты" пытались растолковать Джему, что слово "негр" в русском языке не имеет негативного оттенка и обижать его никто не собирался. Все равно что я закатил бы истерику по поводу отметки "русский" в собственном паспорте и требовал, чтобы в графе "национальность" значилось "рододендрон". Почему рододендрон? А хочется!
Все мечутся, уговаривают Джема остаться. Психолог Владимир Латышев собирает какие-то внеочередные посиделки, где каждый должен обнародовать свою точку зрения на произошедший конфликт. Алалыкина рыдает в Тоневу. Что за бред, коллеги дорогие! Ведь очевидно, что Джем играет нами!
Сцена из третьего акта (как выяснилось, не последнего). Джем собирает чемодан и уходит туда, "где оскорбленному есть чувству уголок", "сюда я больше не ездок", далее по тексту. Но уже к вечеру возвращается. Замерз, наверное. Хотя, по условиям проекта, человек, покинувший "Звездный дом", не имеет права вновь переступить его порог...
За обедом Джему была устроена серьезная головомойка. Если я правильно понял, митингующих "фабрикантов" оскорбил тот факт, что кто-то очень красноречивый смог убедить Джема вернуться, в то время как к нашим увещеваниям он остался глух. Главные активисты реввоенсовета - Сати Казанова и Юля Бужилова. Без обиняков была высказана версия, что весь этот чемоданный фарс Джем затеял, чтобы поднять собственный рейтинг накануне пятничного шоу.
Кабанова вызывают в комнату для переговоров. Возвращается он в состоянии крайне возбужденном, зовет меня и еще кого-то из парней в туалет, всем своим видом давая понять, что разговор будет серьезный. Там, зажав рукой микрофон (мы следуем его примеру) сообщает, что рейтинг интригана Джема резко рванул вверх, а это не есть хорошо, потому что не есть справедливо, в связи с чем нам предложено устроить нашему афроамериканцу какую-нибудь обструкцию и вынудить его покинуть-таки "Звездный дом". Этот момент предлагаю считать началом нашего становления как типичных представителей шоу-бизнеса с его интригами, подставами и прочей сопутствующей шелухой.
В коридорах "Останкино" пришедшие поглазеть на шоу девчонки смотрят на нас влюбленными глазами, сжимая в руках приготовленные для автографов бумажки. Но нас разделяют охранники, несокрушимые, как пограничные столбы. Даже в туалет мы ходим под конвоем. Некоторые сердобольные стражи втихушку угощают нас никотином и терпеливо ждут у входа в туалет, пока наши судорожно скуривают дареную "Яву" вместе с фильтром. Гребенщиков загорелся идеей сразу после проекта завести потомство - в надежде, что его семя, очистившееся за время "Фабрики" от курева и алкоголя, явит миру новых "Платонов и быстрых разумом Невтонов".
Слухи о заоблачных рейтингах Джема оказались сильно преувеличенными. По итогам голосования телезрителей с большим перевесом побеждает Лелик. Голосует команда. Я отдаю свою "Звезду" Жанне. Главный сюрприз впереди: Кабанов сообщает, что, доведись ему голосовать, он бы отдал "Звезду" Джему. Словно и не было той "тайной вечери" в туалете, словно не он взывал к справедливости под сенью сливного бачка.
Так пролетел месяц на "Фабрике звезд". Что-то нравится, что-то раздражает, кого-то полюбил, кого-то наоборот. Живем, в общем-то, от пятницы до пятницы. Все желания, стремления, усилия подчинены одному - достойно выступить на отчетном концерте.
Вечером у нас праздничный ужин с фруктами, тортом и шампанским - три бутылки на всю ораву. Кто-то не ест вообще, только пьет, чтоб сильнее торкнуло. После вынужденного длительного трезвого образа жизни все косые, веселые и добрые.
Состояние творческой меланхолии. Сижу за обеденным столом, пытаюсь сочинить нечто непохожее на то, что писал раньше: "Раненый закат", "Черное сердце, черное небо", "Забыли крылья небо" - в общем, она ушла, все умерли и доллар падает. Так совершенно неожиданно появилась пародия на все мои предыдущие страдания:

Еще день не с тобой, поспал бы лучше,
Уснуть и снов не видеть о тебе,
И не болеть больною самой болью,
Вот даже прыщик вылез на губе.

Музыку к "Балладе о прыщике" написала Бужилова. Рождалась мелодия у Юльки долго, терпение мое почти иссякло, когда песня наконец была готова. Должен признаться, то, что написала Юлька, превзошло мои ожидания. Музыка получилась и красивая и пафосная - что мне и было нужно. И Матвею, и Коробко песня понравилась, готовим ее к одному из пятничных шоу. Мы с Бужей появляемся во фраках, и все действо разворачивается в духе классической оперы. Так мы хотели.
Номинанты недели: Алалыкина, Куликова и я. Глобальнопочитаемым педагогам достаточно было просто сказать: "Бурлак, ты не умеешь петь", - и это было бы справедливо, но противоречило бы концепции проекта, ведь меня, мальчика с улицы, должны научить петь и сделать звездой. Вместо этого: "Ты глух к замечаниям педагогов, ты не раскрываешься" и прочие, ничего не значащие общие фразы.
Так чего хочу я сам - остаться или уйти? С позиции "надо" - остаться; с позиции "хочу"... Свободы я хочу, секса, шоколада, хочу штангу потягать, с друзьями поржать. Ну а кто не хочет? "Надо" побеждает.
Расклад мне видится следующий: телезрители спасают Алалыкину, за кого проголосует команда - пока непонятно. Но я решил, что если моей кровати суждено на этой неделе стать креслом (как это было с койкой Геры Тузикова), то первым делом я рвану к друзьям в Питер и устрою себе реабилитационную неделю: ночные клубы, выпивка и самый разнузданный трах...

Глава 6

Репетируем с Тоневой дуэтный танец. По задумке мы вытягиваем друг из друга белые нити, которые символизируют нервы, хотя нервотрепки на "Фабрике звезд" хватает и без этого. Для Тоневой танец сложный, но она упорная, и с каждой репетицией картина все более проясняется, несмотря на слезы моей партнерши и периодические размолвки. Тяжелей всего дались поддержки. Когда я пытался оторвать Ирку от пола, глаза были готовы выпасть. Зато уже когда мы работали этот номер в гастрольном туре, танцевалось совсем легко.
В мужской уборной засорился унитаз. Звездные экскременты ринулись на свободу. Пользуемся пока женским туалетом. За ночь какой-то добрый волшебник-ассенизатор ликвидировал последствия страшного катаклизма, но ходить босиком по уборной еще какое-то время никто не решается.
"Звезды" уже рассосались по кроватям, когда свежеспасенная Жанна Чарухина собрала чемодан и объявила о своем решении покинуть "Фабрику". Она была настроена решительно и на призывы быть благоразумной не реагировала ровным счетом никак. Кто-то предложил хоть телефонами обменяться. Чарухина вынуждена сесть и записать совершенно ненужные ей номера. Ей в тягость эти лишние минуты в "Звездном доме". Она попрощалась наскоро. Она счастлива свалить отсюда. Помню, как-то за обедом Жанна через весь стол швырнула в меня яблоком. "Ты сегодня скучный", - так она прокомментировала эту неожиданность. "Хорошо, что нас не кормят арбузами", - подумалось с благодарностью. Вот, пожалуй, и все воспоминания о Жанне.
По условиям проекта, выбывшего по своей инициативе участника заменяет кто-то из тех, кто прошел кастинг и попал в число 25 претендентов. Миша Гребенщиков в первую попавшуюся камеру ноет, чтобы место Жанны заняла его возлюбленная Кэт.
Странно, но Жаннин эквивалент, появившийся уже на следующее утро, - мужского пола. Костя Дудоладов всем понравился, особенно девушкам, разумеется. Высказываются опасения, что рейтинги этого метросексуала перешибут все наши вместе взятые, настолько эффектно Костебос умеет преподать "химселф".
Пятница. Мой дуэт с Алексеем Глызиным. Директива такова: активно двигаться, петь только припев. В итоге Глызин поет, а я, как подстреленный лось, вокруг него "активно двигаюсь", периодически хватаясь за микрофон: "Регги на телеге - танец заводной, регги на телеге - ты танцуй со мной". Краем глаза вижу прокисшие лица педагогов. Ближе к концу песни на сцену вытряхивается вся остальная "Фабрика" - это последний номер в программе. "Дубль 128. Переживаем! Мотор!" На сцене остаются претенденты на "вынос" - Алалыкина, Куликова и я. Стоим в ожидании приговора.
По предварительным итогам голосования, объявленным в начале эфира, я лидирую. Не ожидал! К концу эфира ситуация не меняется, меня спасают телезрители - 52% голосов от общего числа. По итогам голосования команды с перевесом в один голос лидирует Маша Алалыкина.
Басков. Этакий обаятельный колобок. Устраивает соревнование, кто дольше всех ноту протянет. Побеждает Гребенщиков - он "сделал" и самого Баскова. Аккомпанирует Оганезов. Мегапозитивный дяхан. Зачарованно смотрю, как он своими пальцами-сардельками виртуозно шлепает по клавишам. Прощается Басков так: выстраивает всех в ряд и, затянув какой-то соль-бемоль, пожимает всем по очереди руку. Мы же, гады-немцы, специально подолгу не отпускаем его пятерню, так что растянуть свой соль-бемоль на всех у Коляна не получается. Но мы и без того свято верим в безбрежие его таланта...
Когда пришел Малинин, Маша Алалыкина изъявила желание спеть гостю под гитару. На третьей строчке Машиной рулады Малинин отобрал у нее гитару и сказал, что так поют лохи у костра. Предвкушая развлекуху, я заерзал. Алалыкиш этот выпад не оставит безнаказанным, будь ты хоть Элтон Джон. Сложно описать Машины гримасы и жесты, которыми она сопровождала малининские песнопения. Мы с Бердниковым сидели, зажав лица руками и содрогаясь в конвульсиях, изо всех сил стараясь не заржать в голос. Приступы смеха всегда настигают в самый неподходящий момент.
Спасенный телезрителями, пребываю в состоянии расслабона и уверенности, что еще, по меньшей мере, недели три могу жить спокойно. Но, как говорится, человек предполагает, а педсовет располагает. В понедельник объявлена следующая тройка номинантов - Тонева, Бердников и я. Формулировка не изменилась: "игнорируешь замечания педагогов". Все предельно ясно. На прошлом шоу освободить мое койкоместо не удалось (спасибо зрителям!), получится на следующем. В момент, когда я это понял, все встало на свои места - я являл собой образец спартанского спокойствия. Переживать за исход голосования смысла не было - как бы все ни сложилось, мне пришлось бы уйти.
Голова болит только о моих выступлениях на пятничном шоу, но это хлопоты из приятных. Красноречив и тот факт, что внезапно дали ход всем моим номерам, что так долго ждали своего звездного часа. Обалденная аранжировка к "Прыщику", все именно так, как мне хотелось. "Прыщик" я считаю своей удачей, хотя публика другого мнения. Часто во время моих концертов из зала кто-нибудь орет: "Только про прыщик не пой!"
Моя последняя пятница. Голосуют телезрители: 1 Бердников; 2 Бурлак; 3 Тонева. Кто и как проголосует из "фабрикантов", я знаю заранее...
- Не хочу тебя жалеть, - говорит Чурикова.
- Жалость унижает мужчину, - отвечаю я.
Эта фраза, как я понял позже, произвела неизгладимое впечатление на все женское население страны. Процедура прощания с "фабрикантами" совершенно бессмысленна и даже унизительна, обниматься с педагогами хочется еще меньше.
Питер. Не успев сойти на перрон, ловлю на себе взгляд какой-то девчонки. Она смотрит восхищенно, даже не веря своим глазам. Улыбаюсь в ответ, как бы говоря: "Да, детка, это я". Еще несколько часов - и я устану улыбаться незнакомым людям. Очень скоро популярность перестанет казаться такой уж безоговорочно притягательной. В какой бы питерский клуб я ни заглянул, всегда найдется остряк, который затянет: "Круто ты попал..." В компаниях меня называют не иначе как "наша звезда". Таксисты денег с меня не берут: "Я за тебя голосовал", та же ситуация в кафешках: "Мы за тебя болели, Колян!" В ресторанах с соседних столиков присылают шампанское. В магазинах - бешеные скидки, как VIP-клиенту. Во житуха!..

Глава 7

Полным ходом идет подготовка к концерту "Фабрики звезд" в "Олимпийском". Я танцую со "Стритджазом" и "активно двигаюсь" с Глызиным. "Прыщик" в программу не вошел. Матвею номер нравится, но Эрнст категорически против. Концерта ждут все, особенно финалисты, как глотка свободы после заточения в "Звездном доме".
Съемка "показухи": "звезд", то есть нас, подвозят к служебному входу "Олимпийского" на лимузинах. Толпы народу, визг и прочие атрибуты славы. Снимаем несколько дублей. В концертных шмотках все замерзли.
Названия двум новым командам ("Корни" и "Фабрика") придуманы на ходу совместными усилиями Матвиенко и "фабрикантов" за несколько минут до начала концерта.
"Олимпийский" переполнен. На сцену дождем летят мягкие игрушки и цветы. По залу, как на открытии Олимпийских игр, ходят волны фотовспышек. На четыре с лишним часа каждый из нас погружается в сказку, попасть в которую мечтал всю жизнь. Нас поздравляют Звезды. Выход каждого из нас публика встречает овациями. Наши имена вызывают в зале гораздо более бурную реакцию, чем имена мэтров эстрады. Хочется запомнить каждое движение, каждый звук.
Костя Дудоладов появляется уже в разгар действа, опоздав часа на два, в майке с дырищей на груди и шотландской юбке. У бедняги Геры вообще ни одного номера в программе. На протяжении всего шоу он просто восседает на сцене. Можно по-разному к нему относиться, но такой игнор!.. В почти пятичасовом концерте не оказалось трех минут для выступления самого первого выпускника самой первой "Фабрики звезд".
Сказка быстро заканчивается. "Звезды", кроме, конечно, финалистов, разъезжаются по домам. Денег на такси нет, короткими перебежками добираюсь до метро "Проспект Мира". Народу килограмм, все едут с концерта.
- Это же Бурлак! - орет кто-то.
- Сдурела! Бурлак в метро не поедет.
Трясусь в переполненном вагоне до своей "Бауманской". Полчаса назад я был властителем нескольких тысяч женских сердец. Гы-гы-гы!
Вечером 23 февраля садимся в поезд. Гастрольный тур расписан на три месяца вперед. Я и подумать не мог, что аж на девять ближайших месяцев нашим домом станут гостиницы, автобусы, самолеты и поезда...
С нами люди, призванные оберегать нас от невзгод гастрольной жизни - администрация тура. Супербосс Ваня Гомельский, тучный белорус. Матом он не ругается, он на нем разговаривает. На каждой Ваниной фразе наши девчонки мученически возносят взоры к небесам, как бы призывая Господа в свидетели своих страданий. Лена Венгржиновская долгое время работала администратором Сергея Крылова. Аня Майорова много лет назад была фанаткой "Иванушек International", тогда же Гомельский и предложил ей поехать в тур с "Иванушками" администратором. Судьба Майоровой - воплощение мечты любого фаната: всегда находиться близ объекта своей страсти. Приятнейший сюрприз - хореограф Галка Морозова тоже едет с нами. У Галки с собой видеокамера - вечно бдящее око. Ну да нам не привыкать. Есть большой плюс - в туалет и душ Морозову с камерой можно не пускать и совершать разного рода интимности в одиночестве.
Первый город на нашем пути - Ижевск. Пройдет совсем немного времени, и города сольются в серую череду почти ничем не отличающихся друг от друга населенных пунктов. Но Ижевск запомнился навсегда. Еще в вагоне, на подъезде к городу, слышим по местному радио рекламу нашего концерта. Радуемся как дети.
Часа за три до концерта мы уже во Дворце спорта. Не помню, кто рисанулся первый, только петь все решили живьем. Все три часа, оставшиеся до концерта, упорно репетируем. Я, поддавшись массовому психозу, тоже репетирую "Прыщик" под "минус". Времени на саундчек всем желающим не хватает (и не будет хватать на протяжении всего тура). Почти пинками Гомельский освобождает сцену, чтобы впустить наконец зрителей в зал. Звезды возмущены таким варварским отношением к творческому процессу.
Переодетые, завитые, накрахмаленные. Настроение как в 16 лет перед свиданием, причем когда точно знаешь - сегодня даст!
Из динамиков несется: "77 дней изоляции от реального мира. 54 камеры наблюдения. 7300 метров видеопленки. 47 часов эфира на Первом канале. 11 отчетных концертов. Финальный концерт в 'Олимпийском'. Теперь они в вашем городе. 'Фабрика звезд'". Всю эту муть надиктовал Гребень. Его "бархатный баритон", пропущенный через всевозможные компьютерные примочки, обрел левитановскую мощь и митковскую сексуальность.
У нас уже есть свои традиции - перед выходом на сцену, встав в круг, протягиваем руки вперед и кладем одну на другую, в живую кучу. Кто-то посмеивается над этим почти пионерлагерным прибамбасом, но никто его не игнорирует.
Начинается концерт с "Круто ты попал" - единственной песни, которая исполняется под фонограмму. Да и то потому, что у нашего звукорежиссера не оказалось "минусовки".
Дворец спорта битком. Фотовспышки, цветы, мягкие игрушки - мини-"Олимпийский". Мне до последнего почему-то не верилось, что такое огромное количество людей будет тратить деньги на то, чтобы увидеть и услышать нас...
Начинается концерт. Неожиданно Галка Морозова предлагает мне выйти во время песни "Ой, мама" группы "Фабрика" и сбацать какой-нибудь танцевальный кусок в народном стиле. Девчонки в зале визжат и аплодируют. Успех первого раза решено закрепить. Скоро я наберусь смелости и начну появляться на сцене по пояс голый.
Концерт проходит "на ура". Под завязку снова - "Круто ты попал". Публика долго не хочет нас отпускать. Стоим на сцене счастливые, купаясь в овациях и девичьей любви.
Выходим к автобусу через черный ход. Кругом необозримая толпа. Ощущение, что здесь народу больше, чем было в зале. Получаем ЦУ: в автобус бегом, автографы не давать. Становится жутковато. Живой коридор из омоновцев. На бегу объемные сумки с костюмами больно бьют по ногам. Сквозь строй охранников кому-то из фанаток удается схватить кого-то из нас за одежду. Попав в автобус, настороженно смотрим из окон, как фанатки мнут друг друга, пытаясь подобраться поближе к автобусу. Давка и визг. "Задерните шторки на окнах!!! - орет Ваня Гомельский. Девчонки лупят ладошками по окнам и умоляют выглянуть. Некоторые плачут. Через омоновцев и наших администраторов передают нам письма, записки, свои дневники, игрушки и цветы. Видимо, это те, кто не попал на концерт. Автобус долго не может двинуться с места.
Еще долго девчонки бегут за автобусом, то отставая, то нагоняя нас на светофорах, снова дубасят по окнам. Самые ретивые ловят такси и продолжают погоню. Поравнявшись с автобусом, высовываются по пояс из окон, рискуя вывалиться на хрен. Часть преследователей, заблаговременно прибыв к месту нашей дислокации, оккупирует вход в гостиницу. Все по тому же коридору из омоновцев мы попадаем внутрь, где нас ждет банкет по случаю успешного начала гастрольного тура...

Глава 8

Банкет по случаю успешного начала тура. Супербосс Ваня Гомельский объявляет, что билеты на наши шоу проданы до последнего, во многих городах объявлены дополнительные концерты. Череда нуднейших тостов. Местный организатор Боря, чувак неандертальской волосатости, заявляет, что мы, вопреки ожиданиям, не такие уж засранцы.
- Спасибо вам!
- Да нет, это вам спасибо!!!
- О, вы такие!!!
- Да ну, что вы!!!!!!
- Надеемся, не в последний раз!!!!!!!!!
- Ой, всегда рады вам до помокрения в штанах!
Пьяненько похихикивая, разбредаемся кто куда. У входа в гостиницу обнаруживаем с десяток самых стойких, уже покрытых инеем фанаток. Они ждали больше трех часов, и теперь не дать автограф было бы совершеннейшим гадством. Разгоряченные выпитым и растроганные таким стоицизмом фанаток, прямо на улице долго трещим с ними о том о сем, несмотря на мороз. Я рассказываю, что наблюдал однажды, как две девчонки у служебного входа в концертный зал собирали ладошками со снега следы Софии Ротару и ели. Наши собеседницы отвечают, что у них не настолько все запущено.
Вернувшись в гостиницу, мы с Сашкой Савельевой забредаем в какое-то подобие зимнего сада. За нами неотступно следует "полиция нравов" - Галка Морозова со своей видеокамерой. Сашка и я валимся прямо на пол под первую попавшуюся пальму. Впереди еще целый тур, завтра снова концерт, у входа в гостиницу - фанатки, под боком хихикает над моими дегенератскими шутками Савельева, над головой - пальмовая лохматость. Жизнь удалась :).
Автобус, предназначенный для транспортировки звезд, въезжает прямо на перрон, к вагону. Поклонниц, пришедших встретить нас в такую рань, охрана держит на почтительном расстоянии. Звезды, обвешанные котомками и чемоданами, сходят на кировскую землю, приветливо делают ручкой публике и исчезают во чреве автобуса...
Переполненный цирк. Волнуюсь вдвойне: в зале моя институтская сокурсница Янка. Ее мнение для меня весомо, и я пребываю в состоянии мандража.
Юлишна Бужилова советуется со мной, как с соавтором номера, что ей надеть на "Прыщ". Я в черной рубахе и в черных штанах "с секретом". О секрете позже.
- Я исполню очень печальную песню о пагубном влиянии несчастной любви на мужской организм. Эта песня о том, откуда берутся прыщи.
Боронить всякую чушь типа "где ваши руки?" и "я вас не слышу" я так и не научился. В падлу.
Сквозь девичий визг почти не слышу собственного голоса - возникает ощущение, что пою "мимо денег". И не факт, что это ощущение обманчиво. На финальных аккордах "Прыща" срываю с себя рубаху и штаны. Штаны эти - еще из моего стриптизерского прошлого, на кнопках по боковым швам. Чтобы оперативно явить миру полуголый зад, достаточно ухватиться за переднюю часть и дернуть посильнее. Под штанами - короткие шорты и черные гетры, перевязанные крест накрест белой веревкой - костюм следующего сразу за "Прыщем" танца. Мой внезапный стриптиз и появление на сцене Иринки Тоневой в таких же коротких шортах реакцию в зале вызывают козе понятно какую.
Танцевать в цирках неудобно. Тряпичное покрытие манежа морщится и путается в ногах, не говоря уже о том, что нормально разглядеть нас может лишь четверть зрителей: остальные видят либо сбоку, либо сзади, что лишает происходящее всякого смысла. Как могу, стараюсь угодить всем. Взглядом, жестом, каким-нибудь импровизационным движением обращаюсь к тем, кто сзади и по бокам. Зрители благодарно откликаются.
На первых порах любимое послеконцертное занятие - подсчет "голосов избирателей", то есть записок и писем от поклонниц. С первых же концертов становится очевидно, что главный фаворит девчонок - Леха Кабанов. По количеству цветов, игрушек и надушенных писем перещеголять его никто не может. Открытки с его изображением тоже лидируют по продажам.
В Чебоксары едем автобусом, который, конечно, ломается посередь заснеженной удмуртской глуши. За тот час, что мы курим, обоссываем сугробы и действуем на нервы шоферу, мимо проезжает только трактор, ровесник Октября. Леха Кабанов: "А что, Удмуртия - это страна такая? Нет, блин, это штат!" Артемьев в Галкину камеру ведет телерепортаж в стиле "Wild-wild, deep-deep Russia". На концерт мы опаздываем, Ваня Гомельский в психе орет в мобильник, чтоб за нами высылали легковухи. К месту концерта прибываем кортежем из "копеек" и "шестерок".
В гримерке ждет сытный горячий ужин. Мы весь день ничего не ели и мечем все, с обертками и кожурками. На сцену вываливаемся обожраные и осоловевшие...
21 февраля, после поднятого на уши Липецкого дворца спорта - ужин по случаю дня рождения Пашки Артемьева. Саня Савельева в таких случаях, чей бы ни грянул день рождения, встает со стопарем водяры в изящной ручке и поет "Чарочка моя серебряная на злачено блюдечко поставленная". Подозреваю, Сова нахваталась этого в Гнесинке на фольклорном отделении, где она учится. Больше, пожалуй, ничего не выдает в ней даму, как-то связанную с кокошниками и расшитыми ширинками.
Если к месту очередного концерта мы добираемся автобусом, а не поездом или самолетом, то встречаемся либо у "Макдональдса" на Киевской, либо у "Макдональдса" на Добрынинской, где нас обязательно ждут фанаты. Не зайти и не слопать чего-нибудь на дорожку как-то, вроде, и нелогично. К тому же всегда кто-нибудь из комплекта гастролирующих изволит задержаться минут на 30-40. И тогда все, кто вынужден коротать время, отяжеляясь гамбургерами, "делают лица" провинившемуся, так это у нас называется. То есть смотрят сурово и здороваться не спешат.
Нас ждет двухэтажный красавец-автобус. На первом этаже все тусят, едят, курят, травят анекдоты, там же располагаются туалет, холодильник и несколько маленьких телевизоров.
Второй этаж - большая спальня, телевизоры там тоже есть. Кровати рассчитаны на двоих. Самые блатные - у лобового стекла. Лежишь этак ножками на восход, а перед тобой расстилается шоссе. Романтика! Эти места заняли Асташенок-Кабанов и Джем-Бердников. Далее Гребень-Кэт, Артемьев-Бурлак, Алалыкина-Бужилова, Тонева-Галка Морозова, Гера Леви-Лена Венгржиновская, Аня Куликова-Даша Черпакова. Казанова-Савельева и так далее. В гостиницах мы разбредаемся по номерам в таких же составах. С точки зрения заботы о психическом здоровье соседство мое возможно только с Артемьевым или Асташенком (дамы в расчет не берутся). Третьего варианта, как я сейчас отчетливо понимаю, не дано...
Занимаемся кто чем. Астах в плеере слушает "Парк Горького". Кто-то в пятнадцатый раз смотрит по видео "Властелин колец" с гоблинским переводом. Тонева растягивается и качает пресс. Мы с Кабановым фигачим друг друга подушками, отчего пылища стоит невообразимая.
Савельева спит. Она обладает способностью засыпать в любой позе, при любых условиях, будь то тряска, качка, сель, цунами. Единственное, что необходимо Савельевой, чтобы уснуть, - свободная минута. Часто она засыпает с открытыми глазами. Первое время ходим позырить - а как это? Машем руками у нее перед глазами - не притворяется ли? Я, разумеется, соорудил Савельевой кликуху ССОГК, что расшифровывается как Спящая С Открытыми Глазами Красавица. Кликуха не прижилась вследствие трудновыговариваемости. Позже я стал называль ее Совенок, а потом лаконично и менее слюняво - Сова. Впрочем, Сова в долгу не осталась. Она зовет меня Кабан Пятак.

Глава 9

Держим путь в Ставрополь. Здесь запланировано два концерта. Первый солнечный день, все нутро рвется на улицу, а мы сутками морщим зад в автобусе. Десятиминутная стоянка - в одних майках вываливаем наружу. Настроение весеннее, все немного сбрендили. На глазах у изумленных придорожных торговцев какой-то снедью мы с Галкой Морозовой исполняем па из творческого наследия Петипа. (Что за чудо-рифма!) Распластав руки в стороны, Маха Алалыкина нарезает круги вокруг автобуса, словно гигантская Дрозофила. Гребень, уперев руки в боки, декламирует:

День сегодня теплый, солнце светит в рыло,
Из-под снега талого все дерьмо повсплыло.
А вот уже не в рыло мне бьет весны тепло,
В лобень мне залепило - ах, как же хорошо!

По дороге заруливаем в какой-то магазинчик и берем пару бутылок коньяка - кто-то ляпнул, что для голоса хорошо. Миха Гребенщиков покупает бутылку ставропольского коньяка в подарок бате и хоронит ее на дне чемодана. Все пьют - по чуть-чуть.
За кулисами концертного зала снуют многочисленные организаторы концерта, их жены, дочери, подруги дочерей, дочери друзей, племянницы, подруги племянниц, подруги подруг племянниц. Со всеми нужно сфотографироваться, с некоторыми выпить. Кто-то убежал еще за коньяком. Короче, "пили, чашки били, по-турецки говорили". За час до концерта отдельные особи моргают с трудом. Кабанову мало. Пока Гребень репетирует, Лелик достает из Мишкиного чемодана отцовский коньяк и с кем-то выпивает. Когда Гребенщиков догоняет, в чем дело, он не знает, как реагировать на такую сверхнаглость. Стоит потерянный и бессвязно матерится.
Перед самым концертом "Корни" получают записку от девчонки, прикованной к инвалидной коляске. Уже не помню толком, о чем она писала, но парней ее письмо тронуло, и одну из песен в концерте, по инициативе Сани Асташенка, они исполнили специально для нее. Девчонка смотрела на сцену глазами, полными счастливых слез, и веря и не веря в происходящее. Как бывает просто сделать человека счастливым хотя бы на те три-четыре минуты, что длится песня. Такие концерты не забываются.
Поклонницы бывают разные. Одни караулят на улице, чтоб исхитриться потрогать тебя за задницу, требуют писем и автографов. Сати называет таких "бешенки", а я добавляю "без башенки". Сегодня они мои фанатки и провожают меня в скорби, слезах и черных одеждах, но завтра приедет, например, Андрей Губин, а с ним вернется и смысл жизни, и когда Губин уедет, печаль будет недолгой, потому что приедут ДеЦл, или Smash!!, или кто-нибудь еще.
Но есть и другие фанатки. Эти подходят и спрашивают: "Вы, наверно, голодные? Может, сбегать до магазина?" То есть такой человек хочет быть полезным тому, кого любит, а не стремится скорее заполучить автограф, чтоб подруги в школе сдохли от зависти. До сих пор в моем гардеробе хранится подаренная мне одной девчонкой футболка: эмблема "ФЗ" и надпись "Николай Бурлак", сплошь расшитые бисером и стеклярусом. Сколько же на эту футболку ушло времени, терпения и любви! Показательно и то, что девушка не добивалась личной встречи, а передала свой подарок перед концертом через охранника. Ей не нужны был автограф или фото на память, ей просто хотелось сделать мне приятно. Чтобы как-то выразить свою благодарность, я вышел тогда на сцену в этой подаренной мне футболке.
А вообще, безграничное спасибо всем поклонницам и фанаткам. Ощущать заинтересованность в своей персоне для артиста необходимо так же, как вдохновение.
Только на следующий день, когда рассвело, обнаруживаем, что наш красавец автобус весь исписан девичьими признаниями в любви - каждому в отдельности и всем сразу, изрисован всевозможными цветочками, сердечками и вензельками. Не хохлома, конечно, но приятно. Водителям Славе и Валере приходится регулярно отмывать любимый нами пепелац, но очень скоро он опять покрывается лирическими письменами.
Устав перед каждым концертом бегать в магазин, просим Ваню Гомельского включить в райдер одну бутылку коньяка. Когда нашу просьбу наконец удовлетворили, подавляющее большинство "фабрикантов" совершенно адаптировались к сцене и в коньячном допинге не стало надобности. Теперь райдерную бутылку, за редким исключением, выпивают каждый раз на двоих Кабанов и Джем. Какое-то время спустя уже никто не говорит "коньяк", все говорят "райдер". То есть отныне райдер можно пить, его закусывают шоколадом или лимоном, перед концертом в гримерке всегда пахнет райдером, чаще всего "Московским".
Из невообразимых куч подаренных поклонницами игрушек лишь редким счастливым представителям плюшевой фауны суждено переселиться в звездные чемоданы. Да и просто невозможно возить все это с собой из города в город.
По каким-то особым, ему одному ведомым признакам (пол, окрас, купирован - не купирован, кастрирован - не кастрирован) Миха Гребенщиков отбирает плюшевУЮ животинУ в свою коллекцию - с вполне определенной целью. Гребень задумал сшить себе из игрушек шубу для сцены. Миха возит за собой огромный чемодан с неимоверным количеством самых изысканно-дурацких прикидов. Один из них - огромная полиэтиленовая сумка с китайского рынка, с прорезями для ног, рук и головы. В сумку совершенно спокойно помещается тельце звезды. Куда бы мы ни приехали с гастролями, Гребень рыщет по местным магазинам и скупает всякую очаровательную дурь - шапку с рогами или плавки, в которые можно уместить полутораметровую пипиську. Как ведущий шоу, костюмы он меняет несколько раз за концерт, в зависимости от собственного настроения, погоды, общественно-политического строя населенного пункта, где проходит концерт, и менталитета его жителей. Шуба обещает стать центральной жемчужиной его гардероба. И как замечательный образец современной креативной мануфактуры, и как осязаемое воплощение девичьей любви. Мы, артисты, так, блин, сентиментальны, блин. Не говоря уже о том, что вещь наверняка теплая, можно и по зимним московским улочкам прошвырнуться, не палясь особо.
Красивая и мягкая мечта Юльки Бужиловой - отдельная комната абсолютно без мебели, заваленная мягкими игрушками. Один минус - придется содержать специально заточенного человека, который будет пылесосить все это великолепие. Чего попало Юлишна тоже не берет. Игрушки, не прошедшие конкурсный отбор ни к Гребенщикову, ни к Бужиловой, собирают в мешки и отвозят в какой-нибудь местный детский дом.
Несколько позже, пресытившись девичьими дарами, Гребень просто отрывает бошки первым попавшимся медведям и зайцам. Чем обусловлены эти приступы агрессии - непонятно. Женскую часть "Фабрики звезд" повергает в шок вид выпотрошенных плюшевых тел, разбросанных по мужской гримерной.
Воронеж - родина Гребенщикова. Вечером Миха как гостеприимный хозяин обещает поход в какой-то затейливый клубец.УБРАЛА ПРО НИЧИВОКСКОЕ ВЕСЕЛЬЕ.
На время нашего концерта хоккейная раздевалка Воронежского дворца спорта превращается в гримерную, которую тут же наводняют гребенщиковские друзья ничивокского вида. Миха представляет всем своих родителей и сестру - профессиональную актрису. Невооруженным глазом видно, что семья Мишкой гордится чрезвычайно...

Глава 10

По дороге в Белгород наш двухэтажный дворец на колесах опять ломается и мы пересаживаемся в автобус, присланный за нами принимающей стороной. Колымага из старых вестернов. Грязища такая, что мы не сразу решаемся положить на сиденья драгоценную мякоть своих задниц. Стараемся ни к чему не прикасаться. В салоне холодно, изо рта идет пар. Удивительно, что ЭТО вообще способно двигаться без помощи собачьей упряжки. Чтобы как-то скоротать время, слушаем для смеха купленные в Воронеже пиратские диски "ФЗ" - наши песни записаны прямо с телевизора.
Во дворец спорта прибываем, опоздав на час. Зал уже полон, служебного входа нет. Волоча за собой чемоданы, идем в гримерку через весь зал. Зрители встречают нас овациями.
Как это обычно бывает, определенная часть нашей труппы "включает звезду": "Нам нужно прийти в себя с дороги, загримироваться, погладиться, выпить чашечку кофа и войти в образ". Таким образом, концерт начинается с опозданием почти в два часа. Все это время публика просто сидит в зале, лишь изредка напоминая аплодисментами о своем присутствии.
Всегда находятся люди, которые на фоне всеобщего обожания желают во что бы то ни стало продемонстрировать свое "фи". Они не жалеют времени и денег, чтоб залезть на мой сайт в Интернете, рассказать мне, какой я говнюк, и сообщить, что пою я тем местом, откуда растут мои кривые ноги. Им не лень ждать нас на морозе у служебного входа только затем, чтоб вслед нашему автобусу показать "фак". Робко, исподтишка, видимо предполагая, что автобус сейчас остановится и мы бросимся крошить обидчику морду. Как-то раз я повелся и показал "фак" в ответ. Бегущие за автобусом девчонки наверняка приняли его на свой счет. Было очень стыдно.
Еще запомнилась барышня совсем не фанатского возраста, умолявшая охранника пропустить ее за автографом. На замечание охранника "артистам нужно отдохнуть после концерта" она удивленно хлопает редкими ресницами: "Да какие они артисты?!"
Галка Морозова, пытаясь согреть торчащие из под одеяла ноги, надевает на них болоньевую куртку, то есть ноги просовывает в рукава, а отверстие для головы оказывается между ног. Только морозовская мозга может так повернуться. Я не упускаю возможности попошлить и поржать: я - акушер, Галка - роженица. Морозова мигом входит в роль. Крутит лохматой башкой по подушке и орет на весь автобус. Я и сочувствующие склоняемся над болоньевой вагиной:
- Тужься! Еще немножко, ну!
- Давай, покричи!
- Вот и головка показалась!
- Какой бутуз! Весь в отца!
- Да-да, вылитый Гребенщиков!
Морозова - олицетворение позитива. Наиболее часто употребляемое ею слово - "пельмени". Может нести абсолютно любую смысловую нагрузку от "Как настроение, чувак?" до собственно "Не хочешь ли пельменей, Бурлачина?"
Игорь Матвиенко появляется на наших концертах без предупреждения, в самых неожиданных местах. Из компетентных источников становится известно, что сегодня Матвей должен присутствовать в зале. Артисты пьют умеренно, перед выходом на сцену разминаются, распеваются, некоторые психи даже отжимаются (от пола). На самом же деле Матвей в далекой Москве и вряд ли последнюю неделю вообще вспоминает о нашем существовании. Когда же после какого-нибудь черт-те как удаленного от столицы выступления в кулиске материализуется знакомый силуэт, в башку горячей струей бьет мысль: "Не накосячил ли я чего на сегодняшнем концерте?"
Въезжаем в Тулу. Женская часть гастролирующих, пялясь из окон автобуса, сокрушается, как же все туляки бедно одеты, а девушки "просто ужас как непривлекательны". Парни с ними не спорят, только понимающе друг с другом перемигиваются - раз наши дамы критикуют, значит, тульчанки действительно хороши! Звонит мобильный нашего администратора Лены Венгржиновской. Не отрываясь от трубки, она сообщает: "Корни", "Фабрика", Гребенщиков и Бурлак завтра в 14.00 в "Останкино" на открытие "Фабрики звезд 2". Какого рожна я там буду делать - неясно. Пояснительной информации никакой.
"Останкино". Репетиция открытия "Фабрики звезд 2" (на языке телевизионщиков - тракт). Декорации поражают размахом. Наши в сравнении с нынешними - фанерный домик. "Фабриканты" второго созыва, за редким исключением, кажутся мне невзрачными. Может быть, это просто ревность? Звучит "Круто ты попал" в их исполнении, и я понимаю: да, это ревность. С момента выхода "ФЗ 2" (а затем и 3, 4, 5), с кем бы и на какую бы тему я ни разговаривал, каждый считает своим долгом ввернуть, что первая "Фабрика" была, несомненно, лучшей. Понимаю, что герои всех последующих проектов наверняка слышат то же самое в свой адрес. Как бы то ни было, мы - первые. И это навсегда.
Весть о том, что на "ФЗ 2" я приглашен в качестве преподавателя танцевального фитнесса, меня удивляет, но не шокирует. Непонятно только, как я буду совмещать свою, извините, педагогическую деятельность и гастрольный тур. Жертвовать чем-то одним во имя другого не хочется!
Вологодский концертный зал напоминает холл какого-нибудь ДК, где проходят подростковые дискотеки. Люстра-пупок льет жидкий свет. Сырость и полумрак. Гребень поименно представляет всех участников концерта. Указывая на Джема, он каждый раз спрашивает публику: "А как зовут этого парня?" Джем каждый раз цепенеет. Он боится, что зал промолчит в ответ. Но девчонки в едином порыве кричат: "Джеееем!" - и он облегченно выдыхает. Почти все номера публика поет хором с нами. В этом легко убедиться, остановившись посередь песни и направив микрофон в зал. Многие так и делают.
Если за кулисами или в гримерке есть рояль, всегда находится масса желающих на нем побренчать. Гребень перед концертом повторяет свои реплики ведущего, и его это музицирование несказанно раздражает: "Когда я буду ездить один на гастроли, в райдере будет отдельный пункт: чтобы ни одна собака не подходила к роялю!!!"
На рецепции дама, выдающая ключи от номера, серьезно глядит поверх очков:
- Артисты?
- Артисты! - отвечаем гордо и бодро.
- Из Москвы?
- Из Москвы!
- В раковину не ссать!
В гостиничном баре выпрашиваю магнитофон. С Иринкой Тоневой оккупируем один из холлов с огромным зеркалом. Завтра у меня первый урок на "ФЗ 2" - сочиняю танцевальные связки. Все, что наворочал, учу с Иринкой. Она цепляется за любую возможность потанцевать, научиться чему-нибудь. Ставим на уши всю гостиницу. Постояльцы все свое негодование выплескивают на администрацию.
В роли наставника я чувствую себя неуютно. Не представляю, что кто-то будет мне "выкать". Еще в годы учебы в Институте культуры, когда я проходил педагогическую практику, мои воспитанники звали меня Коляном, а не Николаем Борисовичем и рассказывали пошленькие анекдоты. Меня это устраивало...

Глава 11

Летние гастроли можно классифицировать как перемещение с пляжа на пляж. За три летних месяца мы дважды были в Туапсе, дважды в Лазаревском, трижды в Геленджике, пять раз в Анапе и шесть - в Сочи. Ну и весь Крым облазили.
Многокилометровый серпантин на подъезде к Сочи уже не кажется таким изматывающим. Нас стало больше. Частенько к нашей компании присоединяются танцор Рамин, друг Иринки Тоневой, и стилист Димон, друг Юльки Бужиловой. Оба парни позитивные, и диссонанса в наш веселый, временами пафосный, временами стервозный коллектив не вносят.
Одни и те же гостиницы, концертные залы, рестораны и формы досуга. Возникает иллюзия стабильности и даже оседлости, если вспоминать все наши предыдущие автобусные мытарства. Если это Анапа, то после ужина мы идем в парк на аттракционы. Если Сочи, мы проводим день у бассейна, к морю спускаться лень. Приступы звездного мотовства, когда Астах мог арендовать лимузин и поехать кататься по ночному городу, как-то незаметно сходят на нет.
У Геры Тузикова-Леви свой взгляд на организацию досуга - врачи и аптеки. Из врачебных кабинетов он выходит, как правило, ссутулившись, всем своим видом давая понять, что без посторонней помощи ступеньки ему не одолеть. Бердников: "Что, Гера, видел свет в конце тоннеля?"
Стремительно развивается роман Сати и Лелика. Везде - на вокзалах, репетициях, прогулках - влюбленные в обнявшемся состоянии. Лелик ласково называет свою пассию Сатишка.
Сати принимает "Негрустин". Говорит, помогает от депрессняка. Мы с Дахой Черпаковой ржем: "Нам всем надо принимать 'Незвездин' и 'Небыдлин'". Последние несколько месяцев почти все свободное время провожу с Дашкой. С ней легко, весело, и есть твердая уверенность, что за нее мне не будет стыдно. Она не закатит скандал в ресторане и не пошлет тетку на рецепции. И вообще, мой жизненный опыт показывает, что Даха - это не просто имя, это очень доброе и веселое существо. Все встречавшиеся мне Дахи тому подтверждение.
3 декабря 2003 года, последний концерт "Фабрики звезд". По сценарию должно быть грустно, но что-то не грустится. Всем интереснее что же будет дальше. Да и надоели мы друг другу порядком, если честно. Я жду, когда же смогу с головой заняться сольным творчеством, и уже не в силах скрыть своего нетерпения распрощаться с "Фабрикой".
Москва. Домодедово. Разъезжаемся кто на электричке, кто на такси. Подходит Астах: "Колян, единственный, по кому буду скучать... - и, видимо спохватившись, что получается как-то совсем сентиментально, - ...так это точно не ты!" Ржем, но как-то невесело.
За окном мелькают по-декабрьски черно-серые куски Москвы, впереди работа. Любимая работа! Опять меня снесло на дешевый пафос.
Первые деньги каждый тратит по-своему. Гребень покупает видеокамеру, Сова тоже. Астах - электрогитару и прилагающийся к ней футляр-гробик. Все постепенно обновляют гардеробчик. Многие считают, что платят нам ничтожно мало и собираются "серьезно поговорить" с угнетающей верхушкой. Один из центральных аргументов - "'Иванушки' получают больше". Хорошо еще, что не берутся в расчет гонорары Ротару и Киркорова.
Я не считаю, что за две-три песни в концерте должны платить больше, и остаюсь в стороне от финансовых волнений. Единственный, кто, по моему мнению, может и должен получать больше, - Гребенщиков. У него двойная нагрузка, поскольку он еще и ведущий концерта и от него во многом зависит, как все пройдет.
Плата за концерт - 100 баксов. На первый взгляд - не Бог весть что, но при том, что в месяц мы даем порядка 25-30 концертов, сумма в итоге набегает неплохая. Офигенско приятно, подходя к кассе в магазине, скучающим взглядом обозревать прилавки: "не хочу ли я еще че-нить?", а не прикидывать судорожно, хватит ли у меня денег на все, что я набрал.
Если меня посещает муза и рождается какая-нибудь песенка, я первым делом показываю ее Артемьеву. Каждый раз подробно выспрашиваю, что же он об этом обо всем думает. Артемьев старается быть деликатным, но, если получилось говно, называет вещи своими именами.
Я исподволь заново открываю для себя Асташенка. На "Фабрике" мы не общались вообще, как-то не сложилось. Если на язык скучающим в дороге "фабрикантам" попадает какой-нибудь несчастный, будь то общий знакомый, звезда эстрады или кто-нибудь из наших, отсутствующий в данный момент, все начинают бурно обсуждать, какой же он нереальный говнюк. Астах в таких прениях участия не принимает - сидит себе, молчит. Как-то на обед в гостиничный ресторан я пришел позже всех, и мне не досталось салата, а Астах отвалил мне половину своего. Совершеннейший пустяк, но ведь из таких мелочей и складываются отношения.
Похожая ситуация и с Сашей Савельевой. Полный игнор друг друга в стенах "Звездного дома" сменяется трепетной дружбой. Сова может позвонить глубокой ночью: "Кабан Пятак, я соскучилась!" Природное неумение и нежелание конфликтовать, позитив даже тогда, когда Сова стонет, что устала совмещать работу, учебу и личную жизнь, и еще куча всяких женских приблуд, которые делают ее маленькие недостатки продолжением достоинств.
Тонева любит самолеты, летать и сидеть у окошка. "Зая, пусти меня к окошку!" - просит она, состроив бровки домиком. - "Я не зая, я Мезазаяц!"
Я люблю летать рядом с Бердниковым. Он боится самолетов, попав в салон, постоянно крестится, а при малейшем толчке впивается в подлокотники и шепчет: "О, фак!"
Приехав в Питер, первым делом бегу навещать друзей, поэтому во дворец спорта добираюсь самостоятельно. Таксист меня не узнает, но практически сразу заводит разговор о "Фабрике звезд": "Видел, по ТВ паренек из 'Фабрики' пел с Глызиным 'Регги на телеге?'. Он, конечно, смазливый, ну да все равно говно полное!" Слово "говно" водила произносит с особым смаком, концентрируясь на букве "г", как будто их в слове штуки три.
Подъезжаем к служебке. С моим появлением начавшая было скучать толпа приходит в боевую готовность и с воплями "Бурлак!" бросается к машине. Девчонки лупят по капоту и заглядывают внутрь. Таксист с перепугу сползает почти под руль. Интересно, сообразил ли он, что я и есть то самое "ггговно"?

Николай Бурлак